ИНТЕРВЬЮ С СОЗДАТЕЛЯМИ СПЕКТАКЛЯ “СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ” ТЕАТРА XAMELEON

Влада Лемешевская, продюсер и исполнительница роли Вяземской

Наталья: Как пришла идея поставить “Собачье сердце” Михаила Булгакова? Влада: Это была идея нашего актера Эймаса, который играет Швондера. А мы с режиссером Костей Каменским оба в разное время думали о Булгакове, но у него такие большие пьесы, на огромное количество актеров. Невозможно было сокращать актерский состав в его пьесах. А в “Собачьем сердце” персонажей меньше и Костя придумал такую концепцию, в которой многие персонажи пре-записаны на видео. Надо отметить, что концепция у Кости необычная. Он начал с того, что Булгаков не мог своих персонажей сделать черными и белыми. Профессор Преображенский хорошо и ладно показан в фильме Владимира Бортко, но на самом деле в тексте написано, что человек он вспыльчивый, нетерпимый. И то, как он относится к Шарикову, его характеризует. Не случайно Шариков говорит: “Вы меня угнетаете, папаша.” Потому что для него профессор Преображенский - это Бог. Шариков на него смотрит как на Бога или отца и вдруг он начинает к нему цепляться: сначала было можно спать на кухне, теперь нельзя; в начале можно было есть без ложки, вилки и ножа - теперь нельзя. Мы решили вернуться к Булгакову и к тому, какой смысл он закладывал, а он не мог закладывать, что профессор идеальный, а Шариков - нет. Наталья: Я заметила сегодня что Олег Сидорчик играет профессора очень нервным. Влада: Да, он его не обеляет ни в коем случае. Мне кажется, это интересно. В начале я Косте не поверила, потому что я находилась под обаянием Евстигнеева, но я перечитала повесть и увидела, что Булгаков делает такие отсылки, которые мы пропускаем, и профессор совсем не идеален. Наталья: Как вам удалось совместить в спектакле актеров разных школ - российской, белорусской, британской. Что для Вас в этом интересного? Влада: Конечно, в разных школах мы привыкли к разному . Но если ты с уважением относишься к другой театральной культуре, то все получается. У нас хорошая, веселая атмосфера на репетициях. Я за то, чтобы объединять разные школы. Когда я училась в East15 Acting School, у нас на курсе были люди из Бразилии, Америки, со всего мира, и наш курс был одним из лучших театральных ансамблей нашего театрального ВУЗа. Все дело в желании и умении слышать друг друга.

Константин Каменский, режиссер спектакля

Константин: Говоря о “Собачьем сердце", большинство людей сразу вспоминают фильм Владимира Бортко. Это, разумеется, прекрасная экранизация, но она была сделана в 1988 году, в ранний перестроечный период, когда страна и народ только отходили от советского влияния, от наследия “совка”, как это называлось. И начало осознания того, какую Россию мы потеряли в начале двадцатого века, было очень острым. То есть у людей была аллергия, идиосинкразия, связанная с пролетариатом и всем советским наследием. Владимир Бортко очень четко отразил это в своем фильме: Преображенский Евстигнеева преувеличенно интеллигентен, преувеличенно талантлив, преувеличенно гениальный ученый, который страдает от чудовищного пролетариата вокруг него. От тупого Швондера, от чудовища Шарикова. И сам Шариков - старый, ужасный, некрасивый. Действительно такая собака дворняга, причем не в лучшем смысле, а именно псина. Но это же не совсем так. “Собачье сердце” написал тот же автор, который написал “Белую гвардию”, автор, написавший историю об Алексее Турбине, который постоянно мучается тем, сколько интеллигенция - люди его круга, его образования, его сословия - сделали для того, чтобы приблизить эту катастрофу

Наталья: Они в общем-то ее и создали…

Константин: Разумеется, их деяния и создали ситуацию, в которой возникли Шариковы, возникли Швондеры. Возникли люди, которыми никто не занимался, никто их не развивал, никто не пытался пойти навстречу их нуждам и потребностям. Именно образованные слои создали ситуацию, в которой возникли гнев и ярость. Не может и не был профессор Преображенский для Булгакова прекрасным рыцарем в сияющих доспехах. Это неправда. На нем лежит такая же вина в том, что произошло, как и на Алексее Турбине. И именно его отношение к Шарикову, клеймение лба словом “пролетарий” без возможности пойти дальше и углубиться в детали и создает Шарикова. Мой спектакль - это обвинение, я обвиняю профессора Преображенского в катастрофе 1917-го года. Я обвиняю его и доктора Борменталя также как обвинял их в свое время Михаил Булгаков. Я взял своих актеров и мы вместе пошли к Булгакову. Мы ничего не придумывали, не притягивали за уши, не искали третьих, четвертых смыслов... Мы шли к Булгакову.

Наталья: Расскажите немного про форму спектакля. Как родилась идея использования видео и что Вы вкладываете в это?

Константин: Эта форма именно и продиктована желанием подчеркнуть глубину пропасти между миром профессора Преображенского и доктора Борменталя и миром Шарикова и Швондера. Профессор Преобаженский посредствам медиа в нашем спектакле создает свой мир. Он замыкает периметр своего мира, в котором есть место его прислуге, его коллеге ученику, людям его окружения и нет места Швондеру. Проникновение пролетария в этот мир строго воспрещено. Он их всех, включая посетителей, которых ни во что не ставит, видит на экранах мониторов, смотрит на них на расстоянии, держит их на дистанции.

Наталья: Но Швондер в спектакле все-таки приходит к профессору Преображенскому.

Константин: Именно агрессия, связанная с этим приходом, и подвигает профессора так относиться к Шарикову. Я считаю, что этот приход, этот контакт с инопланетянами и был решающим для профессора Преображенского во всей истории с Шариковым. А для пса-дворняги, для дворового мальчишки весь мир профессоров Преображенских - это голливудский фильм. Он не верит в его реальность, он и смотрит фильм на экране до тех пор пока на него не надели ошейник и не повели на операцию, он не верит, что это может происходить с ним. Для одних мир богатых, успешных, сытых - это фильм, который они могут видеть только в кино. Для других мир пролетариата - это как домофон, видеофон: можно нажать кнопочку, поговорить и кнопочку в любой момент отпустить и не пустить человека в квартиру. Собственно говоря, медиа и сейчас разделяет мир. Люди видят друг друга на экране скайпа больше, чем в реальности, особенно своих родителей.

Мы разделены социальными сетями. Это разделение социума и создает пропасть между людьми, характерную и в наше время. Поэтому я и выбрал такую форму.

Наталья: Скажите пожалуйста о Вашей концепции образа Шарикова.

Константин: Это ребенок, которого никто ничему не учит и от которого все сразу начинают требовать. Требовать манер, требовать воспитания, требовать многовековой культуры. А он не может этого дать. Он относится с пиететом к людям, которые дали ему тепло, кров, пищу и он готов учиться, но его никто не учит. Ему сразу на лбу ставят клеймо и отторгают. Для Шарикова это как отношения отцов и детей, а для Преображенского - нет. В этом-то и проблема.

Наталья: Что Вы вкладываете в использование классической музыки в Вашем спектакле?

Константин: Это конфликт между славянофильством и западничеством. Профессор Преображенский - типичный западник, он слушает Вагнера, он поклоняется Западу он говорит, что славяне, русские в частности, отстали от европейцев лет на 200 и до сих пор не слишком уверенно застегивают собственные штаны. И в его мир, в мир западника, вторгается абсолютно русское начало. То есть у меня есть пласт, который связан с Вагнером, который связан с европейской культурой, с германской, прежде всего, культурой, потому что этот контекст очень близок Булгакову. Это его концепция: Преображенский - это тот, кто преображает. В какой-то мере это Ленин, который преображает Россию насильственным образом. Булгаков закладывает эти двойные смыслы, он прямой наследник Гоголя.

И абсолютно русское начало для меня связано с Георгием Свиридовым, особенно с его “Тройкой”. И образ тройки, образ Руси-тройки, который тоже идет от Гоголя, это - Россия и славянофильское начало, которое вторгается в мир западника. То есть музыкально я тоже пытаюсь подчеркнуть эту мысль.

Наталья: Как Вам удалось создать ансамбль из актеров, которые получили образование в совершенно разных местах?

Константин: Это очень интересно, они абсолютно отовсюду. Русская актерская школа, белорусская, британская, люди, которые больше занимались практикой, чем учились. Их очень трудно привести к общему знаменателю, но мы пытались это сделать. Посмотрим на результат.

Сергей Котюх, исполнитель роли Шарикова

Сергей: Я закончил театральный институт имени Бориса Щукина в 2016 году. Я живу в Москве, играю в театре Вахтангова, в театре Петра Фоменко, также в Современнике в прошлом сезоне участвовал в спектакле. Не могу сказать, что я много снимаюсь. Но как-то так: работаю, играю, думаю.

Наталья: Что для Вас интересно в этой концепции Шарикова?

Сергей: Шариков - это олицетворение народа. Для меня он ребенок, который ожесточился. Мне один умный человек сказал: “Единственное, чем ты отличаешься от ребенка, это тем, что у него информации о мире гораздо меньше, чем у тебя”. А так ничем. У него такие же обиды и переживания. И Шариков попадает в мир людей, у которых другая информация, другой угол зрения, и вместо того, чтобы его привлечь, обучить (хотя профессор пытался это сделать, но довольно быстро отчаялся), его начинают лупить по затылку. И нашелся другой человек, который увидел в нем личность, увидел в нем человека, сказал ему, что у него есть какие-то права, что он достоин.

И по большому счету, если отбросить все штампы, - он делает все, что ему говорит профессор. Профессор упрекает его в том, что он не работает - он находит работу: начинает душить котов, которые по сути являются олицетворением интеллигенции. Он делает то, что умеет, на что он был заточен, что умел еще пес Шариков. Он исполняет все указания профессора: ест по-человечески, штаны надевает.

И самое большое желание Шарикова - это реализоваться. Ведь он получил человеческое тело, но не получил человеческого статуса, и в первую очередь в глазах Преображенского. Потому что он смотрит на профессора как на божество, а потом это божество начинает плевать ему в лицо. Естественно, это не понравится никому. Ему очень хочется стать человеком и он пытается это делать, и в этом помогает ему Швондер. Что подтверждает мысль о том, что тогда большевики победили просто потому, что они умели слышать и говорить с народом. Они смогли удержать власть потому, что нашли с народом общий язык и дали ему то, что он хотел, а именно - толику самоуважения.

И в финале, когда Шариков входит в пространство профессора, в пространство интеллигенции на правах хозяина, - даже тогда он ждет одобрения от профессора, признания. Как мы иногда можем вернуться домой к родителям после какого-то успеха, в который они не верили, и сказать: вот, смотри, мама, я достиг, я смог. Папа, ты не верил, а я теперь на должности. Он - большой ребенок, милейший пес, но хитрый.

Наталья: Как Вам играется в спектакле в ансамбле с людьми из других театральных школ?

Сергей: Театр - это единый организм, и нельзя сказать, что это щукинская рука, это мхатовская нога, это гитисовский нос... Когда люди играют в ансамбле, все различия в школах, в опыте, в интерпретациях стираются. Когда возникает настоящий ансамбль на сцене.

Олег Сидорчик, исполнитель роли профессора Преображенского

Наталья: Чем необычен Ваш профессор Преображенский?

Олег: Преображенский - это очень умный человек, фанат своего дела, талантливейший человек. Мы делаем то, что написал Булгаков. Интеллигенция и породила катастрофу, которая в 1917 году произошла. В Преображенского Булгаковым заложен образ Ленина, судя по всему. Он умер зимой 1924 года, а пьеса написана осенью. Тут очень четкая идет связь с историей. Некоторые вещи мой герой предугадывает. Он говорит, что террором ничего не добьешься, каким бы он ни был: красным, даже коричневым. Это Булгаков пишет в 24-м году, а коричневый придет гораздо позже. Наш Преображенский за жесткость. Какой выход? Городовой. Вот, пожалуйста, - фашистская Германия. Вывести всех безбилетников, расстрелять - и будет порядок. Это его, Преображенского, кредо. Но внешне мы имеем человека очень интеллигентного, воспитанного - светлый ум, гений и тд. Но эти крайности в нем и есть. Умудриться надо на этих гранях сделать образ.

Наталья: А каким Вы видите Шарикова как Ваше создание?

Олег: Это случайно получилось, он другую ветвь в медицине разрабатывал. У Преображенского по повести детей нет и некоторые отеческие чувства он переносит на Шарикова, он его детище. Это тема воспитания детей и того, что из них вырастает, и как они пожирают своих родителей.

Алексей Аверкин, исполнитель роли Борменталя

Алексей: Борменталь выбился в люди, он был бедным студентом, Филипп Филиппович помог ему, он для него больше, чем профессор, наверное, как отец, хотя неизвестно жив ли отец самого Борменталя, наверное, уже нет. И в будущем он хочет стать и станет, я надеюсь, профессором, преемником Преображенского, займет его место.

Наталья: Как влияет на вашу игру то, что некоторые персонажи не живые, а представлены на видео?

Алексей: Это непросто, потому что нужно успевать за ними. Лучше, конечно, с живыми, потому что живой партнер либо помогает, либо нет. У актеров существует такой комплимент: не говорят, “как хорошо сегодня ты сыграл”, а говорят “ты сегодня был хорошим партнером”. А видео - это видео, оно мертвое. Но и с видео интересный ход, это опыт.

Наталья: В чем драма Борменталя?

Алексей: Он не ожидал происходящего, он не так дальновиден, как профессор. Борменталь надеялся на лучшее, но профессор мудрее и он понял быстрее, куда это приведет. То, что случилось с Шариковым, для Борменталя - полнейшее разрушение иллюзий.

Александра Царькова, исполнительница роли Зинаиды Буниной

Александра: Я выросла в Москве, училась на факультете менеджмента и маркетинга, играла в студенческом театре своего вуза и поняла в процессе, что маркетинг - это не моё, а я хочу заниматься актерским искусством. Поступила здесь в Англии в Guildhall School of Music and Drama и закончила год назад. Для меня роль Зины - не мой стандартный кастинг, потому что я обычно играю Вяземских, для меня это был вызов, это интересно. У Булгакова она прописана как очень кокетливая, женственная, нежная и в работе с Костей и партнерами у меня сложился образ классической нежной барышни.

Наталья: Как Вы ощущаете себя в ситуации, когда некоторые персонажи представлены на экране?

Александра: Мне нравится, что идет работа с живой камерой, и когда у нас во втором акте идет разделение на пространство Шарикова и профессора Преображенского, для меня как персонажа, который пересекает оба пространства, это очень интересно, потому что я в них абсолютно по-разному существую.

Эймас Минкелис, исполнитель роли Швондера

Эймас: Кто-то подошел ко мне после последнего спектакля “Женитьба Фигаро”, где я играл садовника, и сказал: тебе нужно Шарикова сыграть. Я предложил Косте и он ухватился за эту идею. Видимо, она витала в воздухе.

Наталья: Но в результате Вы играете не Шарикова, а Швондера.

Эймас: Да, потому что режиссер видел Шарикова как молодое поколение, молодое государство. Так что отобрал у меня роль. (смеется) Швондер прошел всю революцию и гражданскую войну, видел много крови, но сейчас начинают изменяться времена для старой гвардии. До этого он всегда разговаривал с револьвером в руках, а сейчас какие-то бумаги нужны, какие-то собрания… Он не понимает, как и зачем их проводить. Его волну революционную смыла другая волна. Он в конце своей карьеры.

Наталья: А в чем его внутренняя драма?

Эймас: В этом и есть его драма. Он воевал, а сейчас нужны другие люди, инженеры, которые будут строить государство, а он не умеет этого.

Наталья: А есть для Вас соотношение роли Шарикова и роли Швондера? Мне кажется, что Швондер, если мы говорим о типе человека, это постаревший Шариков в какой-то степени? Так что не совсем у вас роль отобрали.

Эймас: Да, вы правильно заметили. Но один рождается, а другой умирает. Швондеру нужно уходить, а уходить никому не хочется. Как не хочется старым актерам уходить со сцены. Это конфликт поколений.

Ирина Глузман, художник спектакля

Ирина: У Кости с самого начала была концепция того, чтобы видео персонажи работали с актерами на равных. А у меня была давнишняя мечта о мультипликации, мы, правда, называем это живыми картинками. Спектакль открывается тем, что мы видим мир глазами Шарикова, заснеженную Москву, мне кажется, что это очень хороший атмосферный ввод в спектакль. Мне не хотелось просто рисовать на бумаге. Мы хотели с черного листа начать, я ночью не спала и думала: "Что делать? Чем снег заменить? Мука!" Мы мукой рисовали и снимали живые картины. А дальше моя привычная театральная работа, поскольку я по образованию сценограф и художник по костюмам. Также я куклами занимаюсь. Мы решили оставить стереотипное восприятие персонажей, не осовременивать их. И минималистичные декорации. Медицинские ширмы прекрасно сработали как экраны, и в спектакле есть даже некоторая хореография этих ширм. Мне всегда интересно дать режиссеру и актерам что-то, с чем они дальше могут работать, я даже не предполагала, сколько дополнительных возможностей для организации пространства могут дать обыкновенные ширмы.